-Снооова… Да чего Антон, если она опять как полешко!? – Возмущенно повышаю голос и экспрессивно развожу руками, одной из них указывая на блондинку и обиженно вздергивая брови. Ну да, а чего ты ждал? Ща задвинут тирады, чтобы я не выражался, проявил уважения, а по факту? Да наверняка она специально выставляет меня полным кретином, чтобы на фоне «Антошеньки» выглядеть Дюймовкой-совершенством. Не заиграйся, Алисонька, малышка, а то ведь кто-то может обскакать тебя и оставить далеко позади. Прям тут. Будешь сидеть на пятой точке паркета танц зала и сокрушаться от того, что твой бывший в этот раз приложил усилий больше.
Могилев вновь продолжает читать мне лекции. Еще знаете, такими противными ванильными фразочками типа: «Не надо надрываться. Переведите часы на год назад и представьте, что только-только встретили друг друга. Ваша любовь превратилась в бутон из чувств и эмоций…» и бла-бла-бла, ну вы короче знаете Сашу, да? Любитель вообразить музыку из тишины. Такой… Своеобразный парень, фанатик «большой светлой чистой любви».
Вот только мы с Алисой не понаслышке знаем: большой и чистой любви не бывает. В принципе. Кто-нибудь обязательно что-нибудь испортит, оставит какалду у вас в душе и спокойно продефилирует дальше. Даже если в детстве родители прочищали вам мозг, мол ты обязательно встретишь свою принцесску или принца, велика вероятность, что вы оба слишком погрузитесь в этот «волшебный выдуманный мир». До тошноты. Это как потерять связь с реальностью, херануться головой об перилину в метро или об пол в зале и жить с этим год. Биться и биться, вновь и вновь. Голова кружится, но тебе это нравится. Думаешь: «я побьюсь еще немного, ничего от этого не будет», а потом приходишь в больницу – хуяк, сотряс. Еще через пару месяцев этого веселья – хуяк, раковая опухоль…. Хуяк, злокачественная. И нет уже пути назад. Тут либо вырезать, либо дохнуть под насмешки друзей и близких и слезы матери. «У тебя ведь был шанс спастись, Антоша»… И я им воспользовался. Не сочтите меня трусом... Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Сам себя? Я выбрал "вырезать её." Вырезать из своей жизни и пойти дальше. Попытаться хотя бы как-то восстановиться сам, восстановить свое самолюбие. Начать жизнь с чистого листа. Попытка провальна. Штрафной круг. Очко за остроумие. Балл уходит Доценко. Антоха лох. Смиритесь.
Наши недельные хореографы дают нам передышку и я ворчливо отхожу в сторону. Уж лучше бы раздали нам по подзатыльникам, как это по-брацки делал Мигель, чем причитали весь вечер. Сегодня у нас была поздняя тренировка и мы уже второй час бились над одной и той же поддержкой. Чего скрывать, нам было нереально трудно. То, что мы постоянно тыкались друг в друга и открыто признавались сами себе, что потеряли контакт, было не самым ужасным. Выдавливать из себя эмоции, которые ты запирал на протяжении долгого времени – вот где реальный стрём. Серьезно вам говорю, если кто-то попросит вас сделать так же, шлите его нахуй, не скромничая. Но я не мог. Не мог смотреть на неё, не мог касаться её, не мог послать. Все это слишком сложно, все это где-то глубоко в голове, в душе, в воспоминаниях, в нас.
Я терпеливо скриплю глазами, через зеркало наблюдая за тем, как блондинка задумчиво пилила взглядом пол. Не знаю, кто именно сломался первым я, увлеченный вниманием со стороны противоположного пола или она, предавшая меня, как только я оступился. Оступился сильно, больно и если бы это проявлялось физически, я наверняка бы что-нибудь себе сломал.
-Попой уже весь пол согрела, - подаю руку, чтобы девушка поднялась, а она в отместку продолжает выпускать в мою сторону ни то колкости, ни то предложения со срытым флиртом. Впрочем, я на такие вещи всегда реагировал крайне остро. Чтоб вы примерно понимали: острее даже породистого испанского самца-бычары на красную тряпку.
- …ты отхватишь по своей, надеюсь, не забыл, что удар у меня хороший? – Самодовольно усмехаюсь и дергаю девушку на себя так, что та мгновенно оказывается в неком подобии моих объятий. Чувствую её прерывистое дыхание где-то в области щеки или шеи и отзываюсь довольной улыбкой. Она все еще нервничает, когда оказывается вот так близко ко мне. Бонус. Очко за надменное хитрожопие. Балл к самооценке. Ничья.
- Подзабыл я что-то, продемонтрируешь? - Это ничего больше, чем чистой воды провокация: Меня жутко напрягает её чрезмерная уверенность в себе и это показательное «Лежать, Пануфник, сегодня ты будешь делать только то, что скажу я». А я не вещь. Может раскрою тебе величайший секрет, Лис, но я никогда ей и не был, ну если так, сугубо по факту. Зато я всегда был уродом. Для тебя и твоих друзей. На то, каким ты выставила меня для окружающего мира, не каждый способен закрыть глаза. И, наверное, я опять выделюсь, если скажу, что уже давно сделал это. Я в шаге от того, чтобы переступить гордость и вновь начать унижаться. Ты еще помнишь, как я стоял на коленях? Сколько недель подряд? Не нужно было нас вновь соединять в постановке. Ой, не нужно…

-Мне все равно кажется, что она глаза мне повыкалывать хочет, - в жесте безысходности развожу руками и, наконец, растягиваю губы в первой за сегодня искренней улыбке. Признаться честно, тренировки у Дружинина проходили для меня несколько труднее. С Карпенко, не говоря уже о Катьке Решетниковой, работалось куда проще. Я уже говорил это? Повторюсь. В атмосфере вечных шуточек и острых подколов, типа любимого Катиного: «Ща спину сломаю, если держать не будешь квазимода» или «откушу подгибающиеся коленки» находиться было куда проще. Вот казалось бы, универсальная фраза Решетниковой: «Блять, Пануфник!», а сколько экспрессии, сколько эмоций, сколько скрытого смысла! Это в один момент могло значить, что я круто пошутил, где-то накосячил или вот-вот переступлю черту, когда Катька готова будет ввести в тренировки систему рукоприкладства. Она уже обещала, кстати. Но самое главное – никакого лицемерия. Этот зал им в буквальном смысле пропах. Для полной комичности не хватало розг и окровавленных тел дружининских бурлаков Ильшата и Димана, которого все знают как пафосника Адама. Не тянешь носок? Снимай штаны и готовь задницу. Розги не любят ждать.
- Я устала. – Совсем тихо. Я мысленно благодарю Доц за то, что та первой начала разговор. Возможно, я восприму это не с тем смыслом, какой пыталась передать блондинка, но обязательно отреагирую, для того переходя на шепот.
-Мне кажется, я не чувствую пальцевых косточек на ногах. – Ярко усмехаюсь и приободряюще пожимаю плечо девушки, пока хореографы отвлекаются, чтобы наглядно продемонстрировать нам очередной кусок. - Неси ту свою большую пилку для ногтей, ща начнем посиневшие конечности отпиливать, чтобы улики замести за своей херовостью, - о да, главное, что нас объединяло сейчас – это общий противник, в виде суровой диктатуры Дружинина. Без сомнения, Алиска ощущала по отношению к этому залу ровно те же чувства, что и я. Она еще пару дней назад признала это место «не нашим». И пусть хореография была не самой трудной, что-то определенно стопорило нас.
Как истинный герой вызываюсь повторить брейкерский кусок, дабы отвести внимание от выдохшейся Доценко. У меня же энергия херачила ключами даже спустя два часа после начала. Вот только как это обычно бывает – ты хочешь повторить одно место, а тебя заставляют скакать, как молодого козленка выписывая один па за другим, приправляя это, в жизни не угадаете чем: «Тяни носок»… Тяни - тяни, Пануфник. А тем временем Мигель бы уже кинул в меня табуреткой. Ну и терпения у этой парочки…
И вот вам новый прогон, в который сил приходится вложить побольше, чем в самом начале, просто для того, чтобы хореши дали заднюю и отпустили нас. Признаться, после двух часов, руки у меня деревенели. Единственное, что выручало в этой ситуации – страсть к делу. Страсть придающая сил и эмоций на три тренировки вперед. Сколько бы синяков мы не наставили друг другу, я вновь тянулся к ней, подхватывал и смотрел совсем как раньше. Так не смотрят люди, предавшие друг друга, так не смотрят люди, чей роман развивался под вниманием миллионов телезрителей год назад и треснул мгновенно, так не смотрят люди, клявшиеся в вечной любви, а потом хладнокровно отворачивающиеся друг от друга. И правда, не смотрят. Мне уже тогда сказали, что пантомима у меня ужаснейшая, и я совсем не умею играть. Признать, что я хреновский актер? Выкусите, есть и те, кто похуже меня… Куда хуже меня, чего уж греха таить.
Но я и правда веду себя значительно скромнее последние несколько дней. Не потому что понимаю, что плохо тяну носок или каждый раз нервно оборачиваюсь на вход в зал, боясь, что зайдет Егор с его высокомерной ухмылочкой…Просто я с Алисой… Просто я чувствую её слишком близко, просто касаюсь её слишком часто, просто понимаю, что за мои эротические мысли, бомбящие мою голову сейчас, Юля вырвала бы мне кадык. Сначала вырвала бы, а потом обиделась. Хотя погодите, я ведь не перестал скрывать то, что засматриваюсь на свою бывшую?
- Можете, когда хотите, а я ведь говорила, что с Пануфником и Доценко не все потеряно, - Лариса касается моего плеча, и я не замечаю, как моё лицо тут же преображается смущенной улыбкой. Все-таки в ней невероятное количество женского обаяния. Хмыкаю и тут же возвращаю прежнего себя: шумно вздыхаю и надменно вздергиваю брови. Мы слишком хороши для этого мира. Круты мы, круты.
Наши постановщики уходят, с таким подтекстом, мол, позанимайтесь тут еще пару-тройку часиков, чтобы уж наверняка, и ничего страшного, что время вашей тренировки подошло к концу. Им что, доплачивают за сверхурочную работу? Потому что нам – нет. Кошусь на Доценко и по взгляду читаю, что она горит желанием отточить эту чертову поддержку так, чтобы самой быть уверенной в её исполнении. В этом мы полные противоположности. Я бы лучше сейчас завалился на пол, сделал ангелочка, может даже вздремнул, пока наши наставники шифруются от нас, а в отеле повторил то, на чем заваливаюсь, так нет же...
- Стоит начать с того момента, где мне приходится изображать маяк на твоем плече, готов? – Показательно закатываю глаза в ответ на её холодный строгий тон и устало шумно выдыхаю. Мне одному кажется или вирус Дружинина проник ей в мозг? Нужно спасаться, вдруг у меня нет к нему иммунитета как у Волкова? Хотя погибать тут вместе с ней перспективкой мне кажется весьма не плохой. Аккуратно оставляю руки на её плечах – элемент – и вот они уже спускаются на талию, так как должно быть по сценарию. Объятия. Какие-то своеобразные объятия. И это все безумно похоже на нас. Все слишком близко, а мы ощутимо уязвимы в этом танце, податливы и одержимы друг другом. Особенно оставаясь наедине. Горячая смесь из страсти и недосказанности. Мы сорвемся, точно. Я уже оступаюсь, позволяя себе обхватить её со спины крепче обычного и нажать на "стоп".

Каплями и остальным моя любовь будет вечна…
Она чувствует это, а я чувствую, как Алиса вновь слабеет в моих руках. И пусть меня назовут слишком наглым, возможно, работающим на два фронта, мне важно то, что происходит между нами сейчас. Едва касаюсь носом шеи и шумно втягиваю её запах. Это точно одержимость. Одержимость родным ароматом. Ароматом, который должен принадлежать только мне. Она всегда пахнет так… Кажется уже слабею... Это целый ворох воспоминаний, что мы так упорно задвигали на дальние полки. Мы оба понимаем, что не можем позволить себе вот так просто начать все сначала, переступить через себя и… Тут не будет чистого листа. Мы слишком масштабные, чтобы не заговнить весь альбом разом.
Доценко отталкивает меня от себя так, словно она жалела о всем том времени, что мы провели вместе, словно я ей всегда был противен и мои прикосновения не вызывают в ней ничего «светлее и чище», чем рвотные позывы. Я слишком раним и обидчив. Она прекрасно знает это, но все равно делает мне больно. Впрочем, это совсем не удивляет, плевать, что какая-то часть меня все еще верит, что между нами может что-то быть.
-А ты все так же играешь в любовь, актриска? – Парирую я, не особенно задумываясь над тем, что мои слова могут её как-то задеть. Я, по делу говоря, вообще редко задумываюсь как у кого в голове отзываются мои слова. Правда, сейчас они скорее задевают меня и мое уязвимое самолюбие, как-никак играла-то она со мной. Не хмурься только, придурок, дай слабину и она тут же начнет лупасить по этому как какой-нибудь Костян Дзю. Ты же защищаешься, а значит лучшее, что ты мог сделать, это язвить в ответ. Отхожу к зеркалу и увлечено начинаю поправлять свои волосы. Может я и павлин, но сейчас, мне приходится применить усилие, чтобы сделать вид действительной увлеченности и игнорировать попытки девушки поддеть меня. –Большой Театр по-любому сопли на кулак наматывает на тебя глядя. Наматывает и смски шлет. – Оборачиваюсь, выдавливаю из себя саркастическую улыбку и тут же сбрасываю её, подчеркивая, что меня подбешивает поведение светловолосой. Рывком вниз поправляю на себе пуловер и тем самым показываю, что готов двигаться дальше. Быстрее отбарабаним это – быстрее уйдем.
Продолжаем с того, на чем остановились. Восьмерка на взаимодействие и линейка поддержек, которую нам так и не удалось повторить чисто. Хочет профессионализма? Получайте, распишитесь. Наводим порядок на всей первой части, доводим вторую и я понимаю, что вот он – мой момент проявить характер, сольный выход и возможность поставить свою точку одновременно, не до конца осознавая, что разумный человек вряд ли бы так поступил. Делаю поспешный, уверенный шаг назад  и вместо того, чтобы подхватить девушку на руки, даю ей возможность в очередной раз почувствовать задницей пол.
- А ты, смотрю, тоже особой оригинальностью в выборе новых дорожек не отличаешься. Все так же доверяешь мне. – Иронично поджимаю губы и склоняю голову на бок, противно даже для самого себя усмехаясь. Как не профессионально, Антоша. Наблюдаю за тем, как девушка злобно бросает в мою сторону взгляд и на мгновение смягчаюсь: –Больно? – Кажется, у меня даже брови серьезно хмурятся. Бесполезно подавать ей руку, максимум, что она может, это наброситься на меня. Кипит. И я отлично понимаю, что это предвещает. Пора уже высказаться. – Больно. – Киваю сам себе и надменно фыркаю. - Прости… Так бывает, когда тебя кто-то предает. Ну и ноги на последок об тебя вытирает. – Поджимаю губы и опускаю уголки губ вниз. Наигранно грустно киваю, как если бы мне рассказывали о критическом состоянии финансового рынка, где я нихрена не понимаю. Время идет на секунды. Еще пару предложений и девушка начнет кидать в меня подручными предметами, не забывая при этом выкрикивать что-то едкое и колкое. Три. Два. Раз. Как я умудрился проследить момент её приближения? Пощечина. Звонкая, болезненная. Щека гореть будет до завтра, точно. Уж я то знаю. Растерянно улавливаю на себе ненавистный взгляд: сегодня она быстро дошла до точки кипения. Нервно втягиваю воздух. Моя очередь. Три. Два. Раз. Срыв. Занавес.
Грубо обхватываю блондинку за талию и тут же властно прижимаю к себе так, чтобы она не имела никаких отходных путей. Секунда и я уже впиваюсь в её губы с поцелуем, полным недосказанности, неприязни и сожаления о том, что когда-то мы не прекратили выяснение отношений вовремя, не сказали сами себе стоп и не переступили через себя. Не пережили это, не смогли. Но признали ли себя слабаками тогда?  Я да, а ты? Нет. И никогда не признаешь. Нет у нас будущего, и оба мы это понимаем.
Я вновь сделаю так, как хочу, ты будешь слишком гордой, а мой шаг на встречу будет покрыт чередой мата, очередной пощечиной и слезами. Никогда не выносил твоих слез. Я говорил, что слишком чувствителен? Это правда. Ничего во мне не изменилось, ничего не изменилось в тебе. А в нас? Наши поцелуи не будут прежними. Ты сказала «нет» чувствам. И мне...

Пелена с глаз медленно таяла под тонким легким едва заметным ночным ветерком, что зарывался в волосах, путал их, проникал почти до корней, заставляя стайки мурашек разбегаться вниз по шее, тая в тепле топа. Я должна чувствовать себя последней сволочью. И это было бы правильно, ведь только сволочь могла позволить себе такие поступки, которые, сама для себя, назвала бы - нормальными. Было глубоко за полночь. Брат был на работу, что уже было не хорошо. Но вместо того, чтобы заканчивать дела, он сорвался, приехал за той, которая сама ни как не могла поднять себя со стула и усадить в такси, чтобы машина довезла ее тушку до отеля, где мягкая постель сделала все остальное дело. Вместо этого я выдернула его. Заставила потратить время на бессмысленные куралесения по городу. И почему? Мне так хотелось его видеть. Мне так захотелось. Погрязла я в своих эгоистических желания. Даже слишком. Больше, чем думала сама. Но вместо этого он крепко держит меня за руку, поддерживая мою довольно легкую тушку, аккуратно, словно ребенка, подводит к машине, распахивает дверь и усаживается рядом только после того, как две мои ноги скрываются в темноте машины и пытаются найти себе место на коврике. Я падаю головой ему на плечо. Вновь вдыхаю тот самый аромат моего детства. Так пахнут только воспоминания. Воспоминания, связанные с ним. С моим Кайденом. С моим братом, которого я оставила. Легонько сжимается сердце, словно упрек попал наконец-то в него. Но тут же отпускает, вновь выравнивая ритм. Я обнимаю его руку крепче, пряча лицо в его пиджаке. И к черту, как это выглядит со стороны. Мнение окружающих меня давно перестало волновать. Слишком давно и слишком рано. но уже ничего не исправить. Да и нет смысла. Я та, кто я есть. Маленькая эгоистичная сука, которую волнуют лишь только ее тараканы. В ее светлой перегидролиной голове.
- А сказал, что ни от чего не отвлекла, - голос глухой, словно через длинную стальную трубку. Но уже не важно. Я рядом. Он теплый. Сейчас это было важнее. Опять эгоизм. Я поднимаю голову, преданно заглядываю ему в глаза. - Твоя сестренка наконец-то вернулась, а ты... смотришь букой, - пытаюсь поднять руку и щелкнуть пальцами его по носу, но красиво мажу и пролетаю ими по скуле, чуть цепляя ногтями. - А пить мне редко бывает мало, особенно когда такой повод, - я осеклась и вновь уронила голову, плотно закрыв глаза и запретив слезам-паскудам даже пытаться выкатиться из глаз. Вроде сработало.
Машина домчала нас быстро. Даже слишком. Я безо всякого желания отпустила брата, вновь вцепилась в него, когда выбралась из салона авто, обняла его локоть еще сильнее и выдохнула через рот маленькую струйку пара. Все же прохладнее, чем вечером, но не сильнее, чем я привыкла. Все же Голландия далеко не Тропическая страна, а там я не обременяла себя излишне теплой одеждой. Чуть поводим плечами, я с трудом выудила пачку сигарет, на всякий случай предложила Кайдену [ну а вдруг его кто испортил за время моего отсутствия], убедилась, что он все так же чуть морщит нос и мотает "нет" головой, прикурила и, чтобы не заставлять его ждать, в пять затяжек убила ее, чуть трезвея на ходу. - Пойдем. Раз приехали. И я надеюсь, что мы будем тут не до утра, - пробормотала я, прекрасно понимаю. что эта моя скрытая угроза пуста, как кошелек бездомного. Я отрублюсь быстрее, чем пробьет четыре утра. И плевать где именно это произойдет. Мы прошли в небольшое здание, поднялись на лифте куда-то совсем наверх. По меркам Ист-Сайда в Большом Яблоке брат мой пользовался определенным успехом и числился весьма на хорошем счету, с учетом того, как высоко забрался его кабинет. Я мысленно погордилась им и позволила себе плюхнуться на первый попавшийся стул, чтобы не мешать Каю в его работе.
Я точно не знаю сколько прошло времени. Брат старательно шелестел бумажками, что-то куда-то перекладывал, стучал клавишами ноутбуку, а я предавалась единственному веселью - убивала хорошо наточенные карандаши об белые листы. Художник из меня был средничок, но разные фиговинки под настроение получались у меня особо погано. Когда это дело мне наскучило, я начала крутиться на стуле, старательно ища то, что могло меня еще немного занять.
Перед моими глазами появилась фотография. Я сначала даже не поняла, что именно мне попалось на глаза, но когда странный слезный комок начал подкатывать к горлу, а в глазах предательски заблестело, я с трудом могла выдохнуть тихо, чтобы лишним звуком не привлечь к себе внимание брата. Все же - эмоции - это не слишком сильная моя сторона. как бы я того не хотела. Я с трудом удержала в себе всхлип, старательно пытаясь вытеснить из головы наплывающие образы, ассоциации и те мысли, которые в моей голове вновь начала выходить из обороны, начав очередную наступательную операцию. Я сжала руки в кулак, до боли врезавшись ногтями в ладони. На секунду боль отрезвила, но лишь на мгновение, потом волна отчаяния накрыла меня вновь. Я схватилась за карандаши, но руки уже дрожали. Я не могла сосредоточиться, меня прилично потряхивало. алкоголь давал о себе знать, несмотря на заметную трезвость я не понимала, что мне делать. Не долго думая над этой проблемой, я пооткрывала пару шкафов, тумбочек, ящиков стола, пока мною не была обнаружила спасительная бутылка коньяка. Не заботясь о ее владельце, я быстро сорвала с нее всю мишуру, открыла и залпом приняла на грудь пару хороших глотков. перевела дух и вновь запрокинула бутылку, ощущая, как давит на кадык потоки тяжелой жидкости. Сейчас требовалось потерять связь с реальным миром. иначе для меня это все кончилось бы куда хуже... Если есть вообще куда.
Половина бутылки пропала сразу. Я перевела дух, пытаясь сосредоточиться на одной точке. У меня это не получилось. Резкая доза ударила по подготовленной ранее виски голове, меня чуть замутило, я упала щекой на стол, прохладное дерево, которое должно было меня спасти, но жар изнутри был куда сильнее. Я прикрыла глаза и помолилась Ктулху, чтобы меня не ожидали скорые вертолеты. Бог меня услышал, правда дальше я смутно что-либо помнила вообще.
Клавиатура с резким звуком удара приземлилась на пол. Я с силой испанского быка принялась ее топтать, почти не разбираясь в причинах моей неожиданной ненависти к ней. Сейчас меня переполняло все и сразу. Ненависть и боль, отчаяние и желание, страх и паника. Меня разрывало на маленьких агрессивных тушканчиков и бросало на все вокруг. В одной руке у меня продолжала оставаться еще не допитая бутылка с коньяком, второй, круша на своем пути все, я прочищала себе собственную дорогу к брату. Канцелярия разлеталась по комнате, папки с бумагами разбрасывались в разные стороны, а то, что нельзя было бросить на пол и потоптать, старательно выдергивалось, скручивалось, отламывалось. Мой крик ярости прокатился по всему этажу и я почти без сил упала  на пол. Слез не было, лишь бессилие билось во мне, сотрясая каждую клеточку моего бренного тела. Я запустила бутылкой в стену, благо сил не хватило, она лишь отлетела на небольшое расстояние, разливая остатки горящего напитка на пол, мирно докатилась до стены, приветливо звякну ей, чем вызвала у меня очередной приступ ярости. В стену полетело все то, что оказалось у меня под рукой. Кайдена я в упор не видела еще долгое время. И не чувствовала его хватки, которой он пытался меня удержать.

если надо, скину в личку

Заходя в аудиторию с большой компанией, я обращаю внимание на мужчину, стоящего у окна. Сложа руки на груди, он смотрит на нас, поток студентов, тех, кто в спешке забегает внутрь, и других, никуда не торопящихся, идущих размеренным шагом. Когда мы встречаемся взглядом, от чего-то я чувствую ком в горле. Всего на секунду мне мерещится, будто я полностью обнаженная, голая, ничем и никем не защищенная, и эта дикая мысль меня парализует. Я невольно останавливаюсь прямо в проходе и, сверяясь со своими ощущениями, растерянно оглядываю свои джинсы и футболку. Мой ступор заставляет подруг постучать по плечу и спросить, что это со мной. Опомнившись, я как-то отшучиваюсь и прохожу дальше, но меня не покидает это неприятное ощущение, похожее на опустошенность. Как будто только что меня увидели насквозь и не нашли ничего интересного, ничего, за что можно было бы зацепиться.
Он производил впечатление человека, которого едва ли волнует что-то из происходящего вокруг. Кажется, что даже если прямо перед ним сейчас посадить усатого кубинца, играющего на бонго, он взглянет на него невозмутимо и весь его вид скажет о том, что вся эта история вполне вписывается в его планы. Сама не знаю, что именно дало повод для всех этих мыслей и ассоциаций, и так же не знаю, как он умудрился привлечь мое внимание, просто стоя в другом конце аудитории. Я села за парту, попутно переговариваясь с одногруппницей о новых дисциплинах в этом семестре, при этом не отрываясь взглядом от преподавателя. Я даже не задумываюсь над тем, как это выглядит, и не знаю, похоже ли это со стороны на то, что я как-то неприлично таращусь. Пытаясь разобраться, что это за спектр чувств, через который я сейчас проношусь, я нашла ответ, стоило ему начать говорить. С каждой новой фразой из его вступительной речи я понимала, что это влечение. Я сама не заметила, как подалась вперед, чтобы лучше видеть и слышать. Кажется, я даже задержала дыхание. Боялась упустить что-то важное? С каких пор меня так интересует математика?
Было странно признаваться себе в этой тяге, возникшей буквально на пустом месте, просто потому что до этой секунды я никогда не испытывала ничего подобного к такому взрослому мужчине. Он говорил витиевато и интригующе, используя оригинальные метафоры с такой легкостью, как будто они сами собой соскальзывали с его языка. Помимо того, что он был хорош собой, природа не скупилась, наделяя его обаянием. И только сейчас, оглянувшись по сторонам, я увидела, что замечала это не одна я. Для нашей группы, которой ничего не оставалось, кроме как привыкнуть к таким экземплярам, как так-вот-мужик с перхотью, профессор Купер был, как глоток свежего воздуха после долгого заточения. Видя, как большинство моих однокурсниц хором начинает тихо вздыхать, переглядываться и пускаться кто во что горазд (поправлять прическу, подкрашивать губы, выпрямлять спину и выпячивать грудь вперед), я уставилась на доску с формулами, стараясь не обращать внимания на лектора. Внутри как будто что-то щелкнуло.
Если минуту назад его харизма меня очаровывала, то сейчас - откровенно раздражала. Может потому что мне нравилось думать, что я такая нетакаякаквсе, я постаралась убедить себя, что не буду в числе Этих, так откровенно показывающих свое расположение (мгм, как же, сказала себе я, пять минут назад пялившаяся на преподавателя). Что бесило меня еще больше - так это его реакция. Он выглядел так, как будто все эти стреляющие глазками студентки абсолютно в порядке вещей. Периодически подливая масла в огонь своими искрометными шуточками, он заставлял девочек хихикать и лукаво щуриться. Бээээ.
Чем дольше я ходила на его пары, тем больше путалась в этой ядерной смеси из злости, смятения и влечения. В начале каждой пары профессор напоминал о просьбе выключить звук на наших девайсах и забыть о них на ближайшие полтора часа, и как мне казалось, сегодня я сделала именно так, как и всегда. В самый разгар занятия, как раз когда мистер Купер прогуливался между рядами, на всю аудиторию запела Рианна со своим "shine bright like a diamond", а девушка с соседнего ряда, как раз та, которой кто-то названивал, покрылась густым румянцем. Закатывая глаза, я мысленно отчитала ее за такое невежество, все-таки столько раз просили выключать звук..
мой собственный телефон предательски затрещал, оповещая о новом сообщении в одном из мессенджеров, когда я только разошлась с нравоучениями. Я сама не поняла, как так вышло, я была почти уверена, что поставила мобильный в режим "не беспокоить", но.. Проходящий мимо профессор останавливается возле меня и видит текст послания раньше, чем я. Моя подружка-однокурсница, особенно сильно млевшая от Купера, не стеснялась в выражениях и написывала-расписывала мне обо всех его достоинствах прямо во время занятия, пока я делала вид, что мне все равно. Бросая в ее сторону злой взгляд, я мысленно выругалась и подняла глаза к стоящему надо мной преподавателю. Он отпустил в нашу сторону несколько ироничных замечаний, заставляя меня злиться еще больше, а потом предложил мне выйти к доске и попробовать разобраться с матрицами. -Прекрасно, - стараясь не подавать виду, я поднимаюсь с места и подхожу к доске. Если опустить все подробности, можно сказать, что мистер Купер был хорошим учителем и умел довольно доходчиво что-то объяснить даже таким гуманитарным гуманитариям, как я. И хотя я ни за что себе не признаюсь в этом, но сейчас мне хотелось произвести впечатление. Поэтому стараясь не налажать, я начала решать, пытаясь делать это быстро-красиво-эффектно. Но так как математика - это явно не тот предмет, в котором я могла чувствовать себя настолько уверенно, насколько мне бы этого хотелось, я ошиблась почти в самом начале и из-за этого у меня выходил какой-то бред. Когда я признала, что прийти к решению у меня никак не получается, я повернулась к преподавателю и пожала плечами: -Увы, царица наук благосклонна не ко всем, - мне казалось, что я могу быть свободна. Но стоило положить маркер на место, как я поймала на себе взгляд мужчины и поняла, что так просто все не закончится. Глядя, как он подходит ко мне, я вздохнула и после его слов снова повернулась к доске. Еще одна попытка, но мимо. Не знаю, что за вредность вдруг во мне проснулась, но мне хотелось поскорее сесть на место и прогнать из головы мысли о Купере. Ему все же удалось заставить меня взять себя в руки, перестать торопиться и найти собственную ошибку. Так что с третьего раза, пускай и не очень быстро, но я аккуратно расписала все так, как было нужно. С чувством полного удовлетворения, которое, кстати, удивило меня своим появлением, я села обратно за парту.

Каждый раз, когда у нас были пары в той самой аудитории, я старалась приходить пораньше, чтобы заходить первой и занимать стол, за которым я сидела до этого. Первым же движением я проверяла под партой наличие новых вестей с полей от моего собеседника. Целую неделю меня ждало разочарование, потому что ответ никак не появлялся. Я сама от себя не ожидала, что меня будет так волновать эта маленькая авантюра с анонимной перепиской. Но было что-то эдакое в нашей недосказанности, в том, как я гадала, кто этот человек и что он из себя представляет. Мне было до безумия любопытно узнать, что он ответит на мои слова. И в тот день, когда я обнаружила долгожданный листочек, у меня руки зачесались сразу же ответить. Взахлеб прочитав каждое слово, я сидела, зачарованно рассматривая буквы.

Вы это сами придумали? Мне нравится

Я не могла удержаться и захихикала от его замечания по поводу наплевательства и числа "пи", подписав этот остроумный пункт таким комментарием.

Думаете, нельзя узнать, что в голове у другого человека? Звучит, как правда, но что если просто спросить? Конечно, я понимаю, есть большая вероятность того, что тебе соврут или что-то недоскажут, но если это опустить? Например, что у вас в голове? Вы не знаете меня, я не знаю вас, поэтому не вижу ни одной причины, по которой вы бы захотели мне лгать. Расскажете? p.s. умею хранить секреты, если попросите

Пребывая в отличном настроении, я улыбалась во весь рот, пока писала ответ.

А возвращаясь к истории про преподавателя.. мстит? В таком случае, он начал гораздо раньше, чем я дала для этого повод. Как будто вы сами не знаете, что на действительно хорошей лекции трудно быть невнимательным и вести себя..назовем это "неподобающе". Некоторые умеют заинтересовать, а другие просто отрабатывают академические часы и им плевать на то, как они это делают.

В этот момент в голову закралось подозрение о том, что мое предположение обманчиво. Я про то, что раньше я была уверена, что разговариваю с таким же студентом. Но сейчас, когда он так убедительно стоял на защите "моего обожаемого преподавателя", на мгновение я подумала, что могу ошибаться.

И все-таки это как-то не очень эстетично, несмотря на голливудский антураж. Надо бы придумать что-нибудь получше

С усмешкой на губах вывела я, а потом дописала:

Звучит странно, а?

И здесь начиналась моя любимая часть. Этот совет с монеткой в главной роли, он был до безумия простой, но очень правильный. Я поражалась тому, насколько замечательными были эти слова, и пообещала себе надолго их запомнить. К замечанию о том, что я недостаточно наблюдательна, я подписала:

Нет предела совершенству p.s. раз уж у нас тут свой маленький клуб любителей цитировать

А на словах "Если я цитирую Фридриха, значит ли это, что я его люблю?", я засмеялась в голос и прикрыла губы ладонью. То, как он вдруг решил написать этот абзац, заставляло меня ерзать на стуле и в нетерпении потирать руки от переизбытка чувств. Дописала где-то в конце:

1:1

И после этого добавила несколько строк в самом низу страницы.

То есть, если я захочу вас увидеть, мне придется караулить вас где-нибудь в Бельгии?
Могу сказать, что то, чем я занимаюсь прямо сейчас, в какой-то степени стоит назвать "делаю что-то, что мне не присуще" и "открывает новые горизонты", поскольку никогда раньше ни с кем я так не разговаривала. А вот вы кажетесь в этом вопросе человеком опытным. Кстати, надо бы как-то систематизировать нашу переписку, а?

Я чуть было не пропустила смайлик, который он нарисовал возле моей надписи про "серьезно подходить к делу". Я слегка скривилась и тут же подписала рядом:

Не делай так больше

А потом нахмурилась, думая о том, что не нужно было так вредничать. Все-таки кто я такая, чтобы указывать? Я зачеркнула эти слова и дописала:

Вообще-то делай, что хочешь

Я оставила в углу сегодняшнее число, предвкушая, как порадуется мой аноним, когда (если) получит ответ так скоро.

P.s. Пост с другой ролевой, но от лица того же перса, то бишь Альберта Келли)
Последние две недели были тяжелыми для меня. Мать была сама не своя, поскольку Роберт пропал со всех радаров: перестал отвечать на звонки, не появлялся дома, и сам не особо шел на контакт. С каждым днем волнение матери становилось все больше и больше, а потому, оно выливалось на меня безграничной заботой, которая в моем возрасте была мне уже непонятна. Казалось, будто она потеряла сына, и я начинал злиться на брата, что тот так поступает с ней. Радовало лишь то, что в марте мама обязательно устроит свой традиционный семейный ужин, и если Роб пропустит его - тогда можно по-настоящему паниковать. К слову, это понимала и мать, а потому до сих пор еще не были образованы поисковые отряды, чтобы поймать Роберта. Более, чем уверен, что она вполне их организует, если Роб не появится еще с неделю.
Я предложил ей отправить ему факс на работу, раз уж он не отвечает на звонки и, признаться, это заметно оживило мать. Я любил смотреть в такие моменты, когда она получала то, до чего так долго пыталась добраться, даже если ее целью был собственный сын. Ее глаза живо блестели, а на лице появлялась улыбка, она сразу же с головой погружалась в дело, а именно удалилась из моей комнаты в свой кабинет, чтобы отправить сыну факс и напомнить ему об ужине. Итак, факс он получил. Было приятно слышать брата, хоть я и отвечал ему с некой обидой. Обидой за собственную мать, поскольку она очень любила Роберта, а когда он так делал, он буквально не находила себе места и сходила с ума. В такие моменты меня становилось слишком мало для нее, и ей нужно было видеть своего старшего сына.
-Я вообще не понимаю, куда ты пропал на две недели, - говорил я, зажимая телефон между щекой и плечом. Говорил я отвлеченно, поскольку пытался найти чешско-английский словарь у себя в комнате, - а вообще, прослушай автоответчик на своем телефоне. Удивишься, скольким людям ты не безразличен, - я случайно уронил телефон под кровать. Уверен, сейчас Роберт слышал непонятное шуршание и мое ворчание на фоне, - да и то, что каждый месяц у нас ужины, ты прекрасно знаешь. И да, если ты не придешь на ужин, то я приду к тебе и... - я явно не умел угрожать, поскольку люди даже и не верили в мои угрозы, уж больно я был "милым" для всех, - в общем, ты будешь страдать так же, как страдает мама, понял? И не забудь ей купить какой-нибудь утешительный подарок, например ее любимые фисташковые конфеты, - предложил я Робу. По голосу он был каким-то уставшим, так что, можно было предположить, что у него просто были проблемы на работе. Возникал только один вопрос, если он зарабатывался так, то почему Белла не могла отвечать на звонки его телефона, пока он отдыхал после тяжелого дня? Однако я оставил пустые размышления и с нетерпением ждал ужина с семьей.
В день ужина она уже с утра была на ногах. К слову, мое утро началось днем, поскольку ночь мне, отныне, была отдана на учебу. А вот из-за такой "тишины" со стороны Роберта, сегодня в меню его любимые блюда. Мясной рулет и большие макароны-ракушки, фаршированные острым фаршем.
-Вкусно пахнет, - улыбнулся я, садясь за стол, чтобы позавтракать, - Роберт не звонил? - аккуратно спрашиваю я. Мама, услышав имя старшего сына, покачала головой.
-Альби, приготовишь что-нибудь? Мне нужно съездить на работу. Так что, кухня в в твоем распоряжении, - говорит мама и, подойдя ко мне, тепло целует меня в макушку.
-Надо полагать, что это будет пирог с мясом. С огромным количеством мяса. Просто с целой скотофермой для Роба, - с долькой сарказма протягиваю я, на что мама тепло улыбается. Наверное, она думает, что из двух ее сыновей хотя бы один из них мужик, который ест все, что когда-то двигалось, имеет высокий рост, красивых девушек и работу связанную с цифрами. И, вероятнее всего, именно это определяет мужчину в ее понятии. Я же до конца своих дней буду для нее мальчиком.
-Приготовь десерт, а то будет слишком много мяса на один квадратный сантиметр на столе, - мама усмехнулась и ушла одеваться, в то время, как я продолжил завтрак. Долго думать, что приготовить, не пришлось. Все обошлось шоколадным пирогом и клубничными кексами. Мне нравилось готовить, нравилось смешивать ингредиенты, а потом смотреть, что из этого получится. Иногда я представлял себя алхимиком, но маме всегда не нравилось, когда я наигранно делал "смех злого доктора", доставая выпечку из духовки, поэтому я пообещал, что так дурачится буду в ее отсутствие. И пока ее не было, я дурачился и просто превращал кухню в хаос.
Ближе к вечеру приехала мама и не одна. Вместе с ней была ее подруга Сьюзен Льюис, они вместе работали и были соавторами какой-то научной работы мамы, которую я, к своему стыду так и не прочитал, хоть и обещал. Пока Сьюзен была в уборной, мама рассказала, что ту бросил муж, ей тяжело оставаться одной, а потому мама решила, что было бы не плохо развеять ее тоску вот таким вот ужином.
-Добрый вечер, - улыбаюсь я, и протягиваю руку Сьюзен, чтобы познакомиться, - я Альберт, приятно познакомиться. Может кексу? - Я подвигаю поднос со своим творением, предлагая ей угоститься, - я пойду пока переоденусь, - предупредил я маму и поднялся в свою комнату.
Пока меня не было, пришел Роб. И как бы он не расстроил маму, я был рад, рад, что он пришел. Я не вышел, я выбежал вниз к брату. Наверное, это привычка с детства бежать к нему. Он уже сидел в гостиной и ворковал с Сьюзен. Я огляделся, желая поприветствовать Беллу, но, как ни странно, ее не увидел. Брат меня буквально вытолкнул из гостиной, что мы оказались снова в коридоре.
-И тебе привет. Нежность не твой конек, скажу я тебе, - недовольно говорю я, отходя от брата, - какое тебе дело до Сьюзен? Она мамина коллега, они вместе опубликовались. Ее недавно бросил муж, так что мама решила, что ее лучше не оставлять одну. А где Белла? Она уехала куда? - я предположил, что она могла бы уехать в командировку какую, а потому Роб сегодня был один. Однако все это было странно, поскольку она всегда старалась не пропускать наши ужины и уже стала членом семьи.
Мама пригласила всех за стол, к нам еще присоединились наши старинные друзья. Их дети уехали из страны, а потому мама стала все чаще приглашать их на ужины, чтобы развеять их тоску. Я сидел рядом с братом. Мама сегодня как-то выделяла его среди прочих, с особой гордостью рассказывая о блюдах "как он любит".
Далее все мы рассосались из-за стола, и как бы я не пытался пообщаться с братом, мне мешала Сьюзен, которая, казалось, питала острый интерес к персона моего братца. Что же, он мужик, с высоким ростом, с работой над цифрами, с девушками, к числу которых теперь относилась и Сьюзен. Во всяком случае, я решил не мешаться, а просто, усевшись в кресло, уткнулся в планшет, как примерный подросток. Мама чересчур увлеклась своими старинными друзьями, я бестолковой игрой, что мы оба не заметили, как пропал Роб и Сью. И вот мне приспичило в туалет, и я замечаю картину, которую, наверное, не должен был вообще видеть. Роб, весьма потрепанный и запыхавшийся выползает из ванны. За ним выползает Сью точно в таком же положении. Сказать, что я удивлен - ничего не сказать.
-Ты что творишь? - тихо, но взволнованно спрашиваю я, - а если бы мама увидела? - я тяну его за руку и отвожу в сторону. Сьюзен уже успевает уйти к гостям, - а как же Белла? Ты ей изменяешь что ли? Да еще здесь.. Роб, что у вас случилось? - не нужно быть гением, чтобы догадаться, что, скорее всего, Роб и Белла поругались, а потому он сейчас здесь один и имеет в уборной родительского дома абсолютно левую Сьюзен, абсолютно аморльно.

Вам доводилось иногда испытывать чувство, будто тебе необходимо выбраться куда-либо, причем очень в срочном порядке, и не важно куда, важно только не оставаться в мучительном одиночестве, потому что стоит остаться наедине с самим с собой, как сотни душераздирающих мыслей приходят в твою голову одна за одной, и ты вынужден переживать тягучую боль все чаще и чаще, и в конце концов ты просто удивляешься - как там, внутри тебя, еще что-то бьется и поддерживает жизнь. Бывало ведь такое, не так ли? Вот и у Катрионы подобное случалось всякий раз, когда она бывала одна. Недавно установившиеся близкие отношения с Альбертом имели свою пользу: в обществе этого мальчонки (а для нее он всегда будет мальчонком), девушка по-настоящему забывалась, так хорошо он умел подарить частичку своей доброты другим, что ты и не вспоминал о собственных невзгодах. Да и не в характере миссис Бэлфи было предаваться унынию, когда рядом с тобой есть кто-то еще.
Именно Альби подал девушке идею, посетить местную галерею. Он точно знал ее вкусы и тягу  к искусству, тем более, что и сам не прочь был насладиться высоким творчеством, ну и после того самого разговора, наверняка понял, как сильно Катриона нуждается в подобных вылазках и девушка была благодарна ему за такое внимание.
В холле, где они были, скопилось немало людей. Невероятная Тревельян, как и всегда, умела создать ажиотаж в своей  картинной. Сегодня здесь было довольно-таки много знакомых Катрионы, но она отдавала должное своему сегодняшнему кавалеру и старалась не покидать его. Впрочем, на одно мгновение это сделать все-таки пришлось. Альберт заметил Роберта, а миссис Бэлфи все еще неловко себя чувствовала в обществе брата своего друга, поэтому она лишь улыбнулась Альби, когда тот отошел и они по одному взгляду поняли, что все в порядке. Это было крохотное одинокое мгновение, и Катриона не успела бы подумать о собственных невзгодах, тем более, что девушку увлекла картина, что была прямо перед нею - невероятной красоты пейзаж, и вдалеке под деревом фигура девушки. Что-то в этой девушке напоминало ей саму себя. Автор картины, -  а миссис Бэлфи обратила внимание, что картина была подписана человеком с фамилией Далтон, - явно пытался передать какую-то таинственную тягу к данной девушке. Зрителям не было видна ее лица, и трудно было сказать наверняка, какая она, но от нее так и веяло ожиданием. А удалясь далее от первой картины, и проглядев всю серию работ этого автора молодой психолог уже не сомневалась, что олицетворяет себя с нею. Как эта девушка смотрит на далекие горизонты, ожидая чего-то или кого-то, так и сама Катриона все еще верит и ждет своего супруга. Глупо было желать подобного, и девушка понимала все это время, что собственноручно зарывает себя в яму подобными мечтами, но на что только не способно любящее сердце? А Катриона была уверена - оно все еще любит, вот только человека этого уже нет.
Хватило бы и мгновения, чтобы миссис Бэлфи  дальше предалась своим раздумьям, и пожелала бы сбежать, но картины приковали ее внимание. Девушке даже захотелось дотронуться до них. И в тот самый миг, когда ее рука уже находилась в воздухе, а сама шатенка задержала дыхание, как бы желая вдохнуть жизнь в эту девушку с картины, послышался голос со спины.
В любой другой момент, Катриона точно бы запомнила каждое сказанное слово, но не сейчас, и не сегодня, а все потому что голос, что был позади, принадлежал человеку, которого она считала умершим. Это могло быть совпадением или ее фантазия подкинула подобные иллюзии, и дабы удостовериться, что ей это не почудилось, миссис Бэлфи развернулась лицом к мужчине и замерла.
- Ник... - так неуверенно и глухо прозвучало это имя, после которого послышался глубокий вдох девушки, готовой вот-вот расплакаться.
Все мысли накалились до предела. Девушка не понимала, что это такое - игра фантазии или реальность? Первое было вполне допустимым, учитывая, что практически каждое мгновение Катриона проживает с мыслями о супруге, но второе... второе было слишком неправильным, нереальным. Перед нею стоял ее собственный муж, очевидно, ничего не понимающий. Можно было бы подумать, что этот человек только похож на него, но Его она не спутает ни с кем. Это был Николас, ее Ник. Но как такое возможно? Почему тогда его не было? Миллионы вопросов и мыслей закрутились в голове новой бравадой. И все это не могло вынести столь молодое и хрупкое создание, уже пережившее стлько потерь. Мозг девушки отдал телу приказ - не справляться с этим и совсем скоро Катриона почувствовала, как падает в незабытье. Это был первый раз, когда она теряла сознание. Последнее, что она слышала: голоса Альби и других, называющих сперва ее имя в беспокойстве, а затем их напуганное "Николас Бэлфи?" И темнота окутала ее.
Вы когда-нибудь теряли сознание? У всех это бывает по-разному, но Катрионе это состояние принесло покой. Никогда даже сны не были такими невероятными и спокойными, как эта бессознательность. Подсознание подкинуло Катрионе приятное воспоминание - первый поцелуй с ее супругом. Она была счастлива, она любила и знала, что была любима. И не было никаких горечей, не было того времени, когда пришло письмо со свидетельством о смерти мужа, не было тех похорон с закрытым гробом, не было того комашрного выкидыша, не было месяцев слез и горечей - были лишь Он и Она, счастливые и влюбленные. Все было слишком хорошо, но Катриона не понимала, что это неправда, не понимала ничего, потому что была слишком увлечена тем ощущением, которое испытывала. А потом она оторвалась от Ника, заглядывая в его ясные глаза, видя, как искрится в них чувство и как она готова отдать всю себя ради этого человека, и все было бы прекрасно, если бы не голоса, что слышались неподалеку. Сперва неразборчивые, они усиливались. Катриона чувствовала опаску, но не могла оторваться от столь любимого лица. Она проводила по контору лица Ника, и прошептала: "Даже вечность не поможет мне забыть любовь к тебе". Но вот голоса стали совсем громкими и отчетливыми, а картинка постепенно размывалась в приятной белой дымке, но Катриона не слушала их, она смотрела только на Него - ведь в нем одном ее смысл.
И вот осознание, что это сон. Катриона думала, что находится дома, в своей постели, но не было той мягкости постели, не было чувства накрытости одеялом, были лишь люди, и миссис Бэлфи точно знала их. И еще одно, что было ей знакомо - запах Ника. Как и дома, Катриона опрыскала его одеколоном множество вещей, так и сейчас она отчетливо ощущала этот аромат. Но если она не дома, то откуда ему тут взяться? Открывать глаза и подниматься было трудно. Но она вдруг услышала, как голоса стихли и люди стали расходиться, как если бы кто-то командовал ими. Она услышала, как Берти сказал "Побудьте с нею некоторое время, я пойду найду доктора". И чьи-то руки, но если не Берти, то кто?
Прежде, чем открыть глаза и окончательно прийти в себя, Катриона попыталась прошептать:
-Берти?
Но какое-то внутреннее чувство подсказывало ей, что все будет не так. И оно никогда не ошибается.

Как ей были отвратны мужчины, которые судили о женщинах стереотипно. Вот так, как сейчас Лавье, пытались очаровать девушек обычным, супер оригинальным способом прошлого – напоить на кормить, а потом еще и в постельку уложить. Хотя Ирэн отлично понимала, что этот мужчина не в постель ее уложить хочет. Не было в его общения того, что сразу свидетельствует о попытке соблазнения. Не было тут очаровательного, слегка приглушенного с нотками хрипотцы и опьянения голоса, томных взглядов и манящей улыбки. Он сидела и смотрел на нее, словно на диковинный экспонат, изучающим взглядом. Пытался уловить всю ее суть в одном движении. В какой-то момент девушка невольно почувствовала себя подопытным кроликом, а то и мышью под лупой, но постаралась даже виду не показать, спрятав волнение за легкой, ничего не значащей улыбкой. Сделав глоток вина, она все же позволила себе восхититься приятным вкусом. Что ж, если мужчина сделал столь мудрый выбор в вине, значит он не из простых смертных, а истинный ценитель. Это уже многое говорило о собеседнике и о его внутреннем мире. И хоть настороженность не пропадала, Ирэн позволила себе слегка расслабиться и принять более удобную позу, столь же величественную, как и прежде, но менее надменную и высокомерную.
- Прекрасный выбор. – Она приподняла бокал, указывая на предмет ее похвалы. – Не каждый умеет подбирать столь искусно вино к блюдам. – Она поболтала напиток в бокале, смотря как его вишневого цвета капли расползаются по прозрачному стеклу. – Незаменимый предмет прекрасного ужина. Он, как недостающий ингредиент в блюде, предающей ему некой пикантности и специфичности. – Начала она говорить своим языком, приравнивая вино к капле прекрасного яда, который делает наполнение колбы не бессмысленной жидкостью, а возвышает его над всеми теми напитками, которые можно представить человечеству. – Вы только представьте этот ужин…. – Она обвела глазами блюда на столе. – просто с водой. Обычной, пресной. Для них…- Она слегка сморщила носик, даже кокетливо, кивая на людей за соседним столом. – Это норма. Запивать мясо водой, я имею ввиду. – Она подавила ухмылку. – Так бездарно тратят деньги и … - Она глянула на них с легким сожалением. – И только истинный ценитель красоты по достоинству отметить, как прекрасно вино переплетается со вкусом изысканной дичи… - Это были не просто слова, а вода, которой женщины заливает уши мужчине, очаровывая его, словно фея, заманивая в свою ловушку, расслабляя, усыпляя бдительность. Именно под такой тихой и очаровывающей речью мужчина забывается, он начинает вести себя так, как должен вести себя в привычной ему обстановке, а не наигранно и отрепетировано. Она видела, что он не сильно ведется на все эти размышления, но напряжение между ними начинает спадать, а значит миссия этой тирады была выполнена. За этим,  Ирэн даже не заметила, как сама расслабилась, точнее позволила себе. И даже в мыслях забыла о том, на сколько скучен должен был быть ее сегодняшний вечер. – Вы знаете, мой супруг сегодня обломал наглым образом. У нас сегодня годовщина, третья, если я не ошибаюсь. – Она грустно улыбнулась. - Вот просто взял и забыл, а может, захотел забыть. – Она залпом осушила бокал, пытаясь не проронить слезу. Почему-то горечь и обида сейчас показались вкуснее, чем были пару часов назад. – Поэтому ваш подарок пришелся как нельзя кстати. Хотя, в его искренности я сейчас усомнена. – Она ехидно улыбнулась, отстегивая украшения и снимая со своей шеи. – Прекрасный подарок той, кто ни капли не разбирается в бриллиантах. Но я немного знаю о них. – Она улыбнулась ему. – Вы просто так решили подарить мне дорогой подарок, а я вот просто хочу убедиться, что он настоящий. – Она поддернула бровью. – Нет, вы не подумайте, я не гонюсь за стоимостью. Просто, мы тут откровенничаем с вами. Было бы не плохо узнать на сколько наши откровения откровенны. – Она легким движением опустила камни в лед, где ранее лежала бутылка с вином, который успел подтаять. – Знаете особенность подделок? При соприкосновении с холодной водой ненастоящий камень мутнеет. Становится не приглядным. Так я определила стоимость подарка, который мне супруг вручил на прошлую годовщину. Тогда мы чуть не развелись. – Она хмыкнула. – Надеюсь, вы меня не разочаруете, ведь мы тут пытаемся познакомиться поближе. А ложь, как говориться, этому не способствует.
Она не удивилась, когда он вновь заговорил о ее умениях. Ирэн довольно улыбнулась, ведь чуйка ее не подвела, и мужчина хотел от нее чего-то такого, что не мог достать абы где. Ирэн конечно могла питать иллюзии относительно предмета, но знала точно, ему нужен яд, причем не простая смесь цианистого калия с чем-то. А изысканное химическое оружие. Осталось узнать, на что мужчина готов пойти, что бы получить желаемое. Ну и поиграть в дурочку.
- Что вы. Фармацевты прекрасно получают. Особенно те, которые являются хирургами. – Она коварно улыбнулась, прищурив глаза. – Я смотрю, вы прекрасно осведомлены о моей деятельности, что не может не огорчать. Вот так просто, неизвестны человек узнал о роде моей деятельности. Я имею виду о попытке практиковаться в больнице. – Она тут же поправила себя. В открытую говорить о том, что в свободное от работы время девушка химичит в подсобке, она не желала. Чревато последствиями. – Да, я еще и прекрасный хирург, при чем практикующий. Так, что же вы все же от меня хотите? Незаконную операцию, пересадка органов, убийство кого-то на операционном столе под видом врачебной ошибки?

обязательным условием заявки является ваш пост, можно использовать с другой ролевой

скину по требованию.

помогите фрэнки найти её посты после почти полугодового перерыва хд

[float=right][/float]"Окей, гугл: как перестать страдать хуйней и сделать хоть что-нибудь?", - вбиваю я в поисковик и он выдает мне запросы, от которых меня аж трясет. Самый адекватный из них был "нельзя просто так взять и перестать заниматься хуйней". Собственно, я и так это знала. А значит пора позвонить моим новым школьным подругам: две девчонки, которые были ко мне очень добры и стали общаться со мной с первого дня нашего знакомства. А это уже около девяти дней. Для меня это серьезный рекорд. Мама говорит, что, порой, мой грубый тон и саркастичные шуточки смущают людей. Ну и нахуй таких застенчивых няшек в мире из поняшек. Если уж ты родился хардкорным, то не факт, что даже могила тебя исправит. И я согласна со своими старшими, что это именно так. И что Гробовичи именно такие. То, что Интерпол сменил мне имя и фамилию не сделало меня тупой пиздой. А, значит, я все так же осталась дочкой, блять, бандита из Черногории. Ничто не убьет во мне меня, и прикидываться кем-то другим я не собираюсь. Поэтому друзей у меня обычно не много. А эти девочки... Они оказались действительно крутыми, учитывая специфику местных: мормоны оказали свое влияние на молодежь. Все такие модные эстеты, что меня аж блевать тянет: идите-ка вы все вместе нахуй!
Девчонки сказали, что вечером у кого-то на хате какая-то неебически крутая тусовка и они собираются туда. Я начала что-то припоминать: да ведь они весь день мне об этом по ушам катались! А я даже не удосужилась запомнить. Звали меня, но я отказалась, аргументировав тем, что [цитата] "ебала я эти сходнячки единорожек с мамочками под костлявый бит и пунш без алкоголя". Собственно, так оно и было, но блондиночка все-таки выпросила у меня согласие прийти, а это значило, что мне пора собираться. Нельзя подводить новых и таких забавных друзей. Скинула Рико смс, что иду на тусовку малолеток, на что в ответ получила миленькое и добренькое "иди куда хочешь, мне похуй" от братца. Ничего не меняется, правда? Поэтому я пошла в душ. Там же, закурила первую самокруточку с высококачественной марихуаной. Я же не пиздень какая-то тупая. Да, я не курю, но к дури, особенно к такой шикарной, за которую пришлось заплатить чуточку меньше, потому что у меня с тобой было перо, которое я бы метнула в бошку сраному дилеру-обсоску из гетто Солт-Лейк-Сити, если бы он не подарил мне скидочку в 50% как новому постоянному клиенту, испытываю нежные чувства малолетнего наркомана. Боже, благослови метательные ножи.
Меня немного вшторило, поэтому я выбежала, чтобы поставить какую-нибудь трэповую песню на айподе. Танцы локтями в голом виде опять привели меня в ванную, где я, докурив планчик, все-таки сделала свое дело и уже через двадцать минут была прекрасна. Надев первое, что мне попалось под руку и натянув на голову шапку а-ля я спиздила у Рико гондон, я решила спуститься вниз. Уже где-то на лестнице я услышала, что на кухне работает телек. Это напомнило мне сцену из дешевого фильма ужасов, ведь мои новые опекуны уехали куда-то и слава богам, а Интерпол пасет место моего жительства. Но вызывать свою охрану я не спешила. Я же Гробович - сама могу за себя постоять. Поэтому я как можно тише поднялась наверх и вытащила из-под своей кровати биту, которую мне подарила моя новая знакомая Мортиша. Мерси, сестричка, твой подарок, кажется, пригодился. Спустившись вниз и подойдя к кухне, я замахнулось битой.
Представьте мое лицо, когда я увидела, как какой-то мужик ближневосточной национальности смотрел на моей кухне шоу Голос и жрал мою еду. Это одно, но представьте лицо мужика, который увидел малолетку с косячком во рту, битой в руках и шапкой на башке! Хотя, мне, наверное, должно быть страшно. Вдруг этот чувак хочет устроить кровавую вендетту с отрезанием моих пальцев, головы и изнасилования моего девственно-чистого тела? Как бы это могло быть вполне реальным событием, учитывая тот факт, что мой отец сдал своих друзей-бандитов Интерполу. Поэтому-то интерполовцы и пасут меня как милую швейцарскую коровку в Альпах. Держа биту одной рукой и закинув ее на плечо, я достала из джинсов телефон и набрала Рико. Голосом брата мне ответил автоответчик, сообщение на котором было невозможно понять какому-нибудь америкашке из-за ужасного акцента и кучи матов, но я-то уж поняла, что Рико просил перезвонить позже. Стоит отметить, что просил весьма вежливо. Ах, что любовь творит с людьми!
- Рико, тут у меня на кухне какой-то мужик сидит, - говорю я на английском, чтобы мужик осознал всю тяжесть ситуации, в которой он был главным фигурирующим лицом, - И если он мне не объяснит в ближайшие пять секунд какого хуя он тут делает, я раскрошу битой его череп и он потом никогда не сможет собрать свои мозги с пола, например. Время пошло.
Я скинула братишку, подумав, что он, наверное, наяривает своего рыжего парня. Не то, чтобы меня задевало, что у него есть парень, а у меня нет... Хотя нет, это задевает. Даже у моего брата, который по-английски может связать только два слова, и те матом, есть парень. У моего брата, у которого ни одна шлюха не задерживалась больше недели. У моего брата, который был, как бы, гомофобом. У него есть парень! У меня нет парня. И меня это дико бесит. Мама в моем возрасте уже носила под сердцем близнецов, а я даже не целовалась ни разу. Зара в мои года уже успела захомутать нескольких сукиных сынов. А моя плевая все еще цела! Чувствую себя немного неполноценной. Почему всем можно сексом трахаться, а у меня единственного парня, которого я практически поцеловала, отец чуть не забил до смерти. А хотя, погодите: ОН ЖЕ ЕГО ЗАМОЧИЛ ПОТОМ ИЗ АК-47!!! Парень даже не успел пробежать пяти метров по кварталу. Кажется, из-за этого мы переехали из Аргентины, да?
А между тем мужик в квартире давно хочет мне что-то объяснить. Но сейчас он жует и, кажется, пора ускорить его челюсти.
- Ок, - говорю я, беря биту двумя руками и замахиваясь деревянным агрегатом как можно сильнее, - пять, сука!

Милая, удивительная, нежная и задушевная девушка. Нежно задушит - и мило удивится…
За окном дождь лил уже несколько часов, не переставая. Капли дождя барабанили по подоконнику в лучших традициях французских мелодрам. Готова поспорить, в доме, где жила Марта, обитали любители романтики, которые сейчас, обернув ноги пледом, сидели на подоконниках и мечтали. На улице было чертовски мало народа, а если кто - то и проходил под окнами, прикрывшись зонтом и надвинув на лицо ворот пальто, то только по очень важным делам, которые могли вырвать человека из теплого дома.

Сквозняк, возникший из-за открытой двери и дующий из окна кухни, окутывал босые ноги. Непослушная лямка, все - таки, сваливается с плеча, обнажая чашечку лифчика. Смотришь на Джека, не обращая внимания на то, что с него прям течет вода на симпатичный коврик, об который принято вытирать ноги перед входом.
Он прислонился к косяку. Рука, замеревшая перед дверью в кулаке, готовая еще несколько раз шарахнуть по ней так, чтобы дерьмовая штукатурка точно обвалилась, и Марте тогда придется объясняться с соседями. Но Джека это разве остановит? Он снимает промокший вдрызг капюшон, демонстрируя отросшие волосы. Он подстрижен по - армейской манере, ведь недавно только вернулся из армии. Марта была на вечеринке, который они с Эрролом устроили по поводу возвращения Джека. Тогда все были счастливы друг друга видеть, и забывали все нерешенные проблемы между собой. Теперь же неожиданный визит Джека не сулил для Марты ничего хорошего. Это не был гость, который просто забежал на чаек, чтобы справиться о здоровье и сданных экзаменах. Скорее, Марте следовало прямо сейчас закрывать дверь перед его носом и выпрыгивать в окно.

Опустив глаза, ты чешешь короткими ногтями клевер, выбитый на запястье. Почему - то, именно сейчас он напоминает о себе, и ты дерешь кожу, стараясь не встречаться глазами с Джеком. С десяток секунд они молчат, это что - то, типа долгожданной встречи двух друзей, которые могут поболтать по душам. Надо же, сколько времени прошло с тех пор, как Джек ушел в армию. Окидываешь Джека взглядом, пока он, оттесняя тебя, проходит в квартиру, оставляя за собой тонкую дорожку капель, все еще стекающих по одежде, волосам и лбу. Нет, определенно, этот вечер не обещает быть скучным и однообразным, а ты не станешь сегодня даже приближаться к учебникам. Увидит Джек - засмеет. После его ухода уже не захочется листать книги и вникать в слова, запоминая предложения. Этот мартовский вечер теперь принимал крутой поворот. - Вообще - то это плохо и бесцеремонно, но когда это тебя останавливало? - встряхиваешь темными длинными волосами в резком повороте головы, следя за парнем. Вот он уже прошел на кухню, по-хозяйски осматриваясь. Вот взял одну из бутылок, стоявших на барной стойке и с интересом изучил этикетку. Лицо Джека не выражало, ровным счетом, ничего. Губы в легкой ухмылке, глаза оглядывают любопытным взглядом все вокруг. - Вообще - то, у меня на сегодня уже есть один Джек, -    ты стонешь от неожиданной обязанности быть гостеприимной хозяйкой. Это у тебя не получится, Март, даже не старайся. Прежде чем закрыть дверь, ты сбрасываешь пепел с сигареты за порог, и только потом отпускаешь ручку, позволяя двери глухо хлопнуть.
Сквозняк прекращается, но ты уже продрогла, поэтому, пройдя к окну кухни, его закрываешь, предварительно выкинув на улицу окурок.

Оставаться с Джеком наедине - плохая идея. Мало ли что взбредет в его голову. Армия особенно не беспокоится о том, что станет с личностью солдата, когда он дембельнется. Главное, чтобы воевал как зверь, а все остальное особо не касается государства. И кто сейчас, выпустив этого парня на гражданку, может гарантировать его уравновешенность? Кто может пообещать Марте, что он не задушит ее голыми руками, оставив бездыханное тело прям на этой самой кухоньке? Кто гарантирует, что он пришел с хорошими намерениями, которые проявятся в обоюдной радости от встречи и милыми посиделками за виски?

Охота на сбежавших друзей, подумала ты, делая несколько шагов по направлению к Джеку. Ваши глаза встречаются и ты видишь что - то в его зрачках, что тебе всегда не удавалось интерпретировать. Жестокость? Вражда? Обособленность от других, заставляющая тебя всегда быть начеку. Этот человек всегда стоял за тебя горой, отстаивая в районных разборках и позволял тебе не задумываться над тем, как в одиночку выживать в Чарльзтауне. Однако, ты не можешь быть уверена до последнего, что армия не изменила его в лучшую сторону. Да, в тот день, когда Джек вернулся из армии, вы были очень рады друг другу, и атмосфера была очень располагающая. Джек много шутил, ты - улыбалась, и все из банды, кто остался в городе, в тот день много пили за здоровье О'Рейли. Однако, не стоило забывать все остальное, что происходило и до, и после того, как Джек был призвал служить Родине. Ваши недоотношения, которые взъебали вам обоим мозги, что последние чуть не взорвались у тебя под черепной коробкой. Ваши скандалы, ревность и, на удивление тихое, расставание. Твои отношения с Колином, из - за которых он в конце концов сел на приличный срок. Как к ним относился Джек? Ты никогда не знала, а он никогда не показывал своих чувств. Думается, ему было плевать, ведь ни он, ни ты не стремились создать какое - то светлое будущее для себя. Вы жили здесь и сейчас. И вот теперь, спустя столько времени, Джек оказывается на твоей кухне. Он промок, но это не особо его ебет, если учесть, что он даже не предпринимает попыток снять с себя куртку или стряхнуть капли дождя с лица. Он готовится что - то сказать, и ты тяжело выдыхаешь воздух, точно - в твоих легких что - то плотно сидит, мешая дыханию. Джек готов к прыжку, ты готова бежать. Странная игра кота, который легко и непринужденно загнав в угол испуганную мышь. Ты притворно улыбаешься, кивая головой на бутылки: - Пить будешь? - чертов способ разрядить обстановку. Еще одна улыбка, закуриваешь сигарету. Раз, два, три. Никогда не знаешь, чем закончится встреча старых друзей.