My head's under water
But I'm breathing fine
You're crazy and I'm out of my mind
[audio]http://pleer.com/tracks/7426590rpeq[/audio]
Он знал, что рано или поздно это случится. Роман, начавшийся со лжи на первых страницах, не мог иметь право закончится хорошо. На что мог рассчитывать молодой и амбициозный писатель, настолько ослепленный желанием написать не просто хорошую книгу, а что-то что стало бы прорывом, что пустился в небольшой пригород, узнав о происшествии двухлетней давности? И не просто происшествии, а пропаже девочки школьного возраста, возможно уже убитой, в городе, где казалось бы, на первый взгляд, ничего не могло произойти ни ранним утром, когда какая-нибудь хозяйка заправляла тостер свежим хлебом или ночью, когда жители Розвуда спали с незакрытыми замками. Листовки с черно-белой фотографией девушки разлетелись повсюду. На любом столбе можно было увидеть знакомый уже текст
«Элисон Дилаурентис. Пропала». Каждый житель, будь то девочка, знавшая ее лично или старушка, прогуливающаяся со своей собачкой рядом – каждый, кто смотрел на это печальное объявление, в глазах тушили искры жалости. К ее родителям, к будущему, которое уже никогда не наступит для нее. Эзра Фитц, едва закончивший колледж имел к этой истории непосредственное значение.
Времяпровождению в шумных компаниях друзей, он всегда предпочитал писательство. Под неярким светом лампы в своей комнате в кампусе, пока сосед видит десятый сон, Эзра наслаждался свободным временем, когда ему никто не мешает думать. Так, на разлинованных листах появлялись буквы, складывающие уже слова в ожившую картину в голове писателя. Да, пожалуй, именно так он сам старался сам себе позиционировать, чувствуя, как кончики пальцев начинают искриться от одной только мысли, как он отдает свои рукописи в какое-нибудь издательство и через несколько дней приходит утвердительный ответ. Неописуемое чувство, поднимающее его настроение вверх, едва оно опускалось. Не очень общительный подросток превратился в мужчину, воплощающего свои мечты в жизнь. [float=left][/float]Странной вещью, точнее совсем даже не вещью, в этой самой истории была девушка с золотистыми волосами и запахом ванили. С улыбкой, которая сведет с ума любого, она легко присела тогда рядом с ним, озарив светом свое присутствие. Очаровательная – не то слово, которым можно было охарактеризовать Элисон. Такие как она не появляются среди сигаретного дыма в комнате, они спускаются с небес, чтобы почтить всех своим присутствием. Подняв подбородок, она смотрела на все сверху вниз, при этом разговаривая настолько сладким голосом, что можно было намазывать на хлеб. Она и до сих пор остается загадкой для Эзры, отчасти это и служило причиной тому, что он начал расследование. Девушка, которая всегда убегала до полуночи, но, готов поспорить, не потому что превращается в Золушку без своей кареты. Скорее она оставляла за собой привилегию не быть рассказанной до конца.
Первая мысль, едва он услышал из новостей про ее исчезновение, была не той, которую бы он хотел испытать. Эзра не мог несколько дней найти себе место, убиваясь о том, что так и не смог раскрыть загадку этой девушки. Осознание, что она пропала и возможно убита, пришло глыбой льда, свалившейся на него. Сведенный с ума, он стал искать больше информации о ней, иногда переходя за все границы. Подкупая ее тренера в школе за ничтожную информацию, следя из машины напротив а ее домом. Чуть позже, он нашел больше, чем бы желал знать. Эта девушка не просто была красива, но еще и умна, оставляя таких глупцов, как он за оградой своего личного пространства. Он полностью оказался прав – это осознание пришло неожиданно, едва он пролистал все, что написал за это время. Правда сочилась сквозь эти строчки, смазывала все условности, оставляя очевидное на поверхности. Как мог он не видеть, что эта девочка крутила парнями, как хотела, сортируя на несколько категорий. На смену симпатии пришла злость и ненависть к образу, как на зло, навязчиво всплывающему в памяти. Хитрая, расчетливая и эгоистичная. Не удивительно, что тот Эзра Фитц, удивленный ее обществу, не разглядел за облаком обаяния ее злой игры.
Да, Эли определенно была той, кто умел влиять на чью-нибудь голову.
А потом наступила осень. Его первый день к Розвудской школе также была его и первым серьезный местом работы. Пока он пытался угнаться за растворяющимся в воздухе, образе Элисон, едва тот появлялся так близко, он не заметил, как загнал все свои планы на будущее в угол. Однако, он все же полагал, что сможет раскрыть ту тайну, которую она хранила и написать об этом. Розвуд на долгое время станет его пристанищем, но вряд ли мистер Фитц еще об этом хотя бы догадывался.
Утро воскресенья не выдавалось ничем особенным, кроме похода в бар, чтобы смириться со своим местом работы на ближайшие годы, которое, впрочем, он пытался сделать его скорее прикрытием, чем реальным делом для себя. Но чем дальше перелистывался календарь, тем яснее становилось, что спустя время ту трагедию с так и не найденной девочкой была на слуху. Все шептались, даже взрослые. Он мог слышать перешептывания в перерывах между гудением кофеварки в учительской. Что такого было в ней, в этой разбивательнице сердец? Он не мог понять, почему эта девушка не оставляет его мысли. Если быть честным, сейчас его больше волновала сама история, чем то, что она крутила им, в то время как он называл ее своей музой. В центре всего внимания сейчас находились четыре девушки, близкие подруги Элисон. С одно из них ему удалось познакомиться в баре за несколько дней до учебного года. Едва увидев ее в баре, он несомненно узнал черные, как уголь, волосы и причудливую сумку всю в каких-то брелках и нашивках. [float=right][/float]Ария Монтгомери. Та, которую Элисон описывала, как «странную девочку с розовыми прядями в волосах и страсти к необычным вещам». Ее сумка заставила его тогда улыбнуться, едва Эзра вспомнил о рассказах Элисон. Но чем дальше заходила история, тем больше Эзра понимал, что Ария становилась для него не просто симпатичной девушкой, которая в силах дать ем нужную информацию. По крупицам, она покоряла его, как сделала это с первой встречи. Удивляла и влюбляла в себя. Она была так…похожа на него самого, что становилось страшно о безумной мысли – может ли она читать его мысли? Элисон описывала я как «чудаковатую», а он для себя решил, что непременно дал бы ей определение «удивительная».
Сквозь время, сквозь проблемы с ее родителями, школой и без преувеличения, всем остальным миром, они оба смогли сохранить для себя ту искренность в отношения, пронести бержено ту любовь сквозь преграды, споткнувшись в последний момент о камни. Карточный домик их отношений потерял опору, когда она узнала о деле столетней давности, о его глупом расследование, которое в скором времени, потеряло всякий смысл. То, чем стала для него Ария, никогда бы не смогла стать Элисон, даже в теории. Она нравилась ему во всем – от того, что она не переключает радио, когда из его динамиков доносится пение Эллы Фитцжеральд, до страстности, с которой она доказывала своим родителям, что любит его, рискуя потерять их доверие. Он стала частью его жизни, ровно половиной, без которой он был никогда не смог представить бы себя в будущем.
И что теперь? Слова, срывающиеся с ее губ в истеричном плаче, больно разрезают правду. Правду, которую бы он больше всего на свете хотел скрыть от нее за семью замками, чтобы она никогда не узнала того, чего он хотел вначале от нее. Разве мог он дать объяснение своему тщеславию и стремлению написать историю о пропавшей девушке. Эзра Фитц был виноват ровно на сколько, насколько был и Иуда, но вряд ли Ария будет столь милосердна, чтобы простить его.
Если она хотела ему насолить – пускай. Лишь бы не видеть ее укоряющего взгляда или не чувствовать, как из под ее ног уходит земля, ровно также, как из под его. В мире, где за обман платят жизнями, такой поступок был слишком безрассуден. Но он мог поклясться на собственной крови, что отдал бы все за ее прощение.
Ливень нещадно хлестал по стеклам авто, дворники не справлялись с таким напором, едва расчищая его, капли снова стекали сверху вниз, заслоняя обзор. На предложение на сегодня остаться сегодня ввиду плохой погоды, Ария отказалась. Наверное, для них обоих сейчас лучше всего было остаться наедине где-нибудь от взглядов посторонних. Слишком много фраз было сказано в их сторону за все время и каждый раз они принимали это с улыбкой на лице. Хватит, он так решил. Они имеют право на уик-энд в домике у озера, тем более его друг оставил Эзре ключи до сентября. По дороге они мало разговаривали. Сказывалось напряжение после письма, послужившим пропуском в колледж, построенное на излиянии души о потерянных годах с ним: школьным учителем, побоявшимся взглянуть подальше, чем собственный эгоистичный интерес. Все, что он и так знал, все, что била по сердцу она изложила в словах. Чертовски хорошо подобранных словах. Наверное, после той «книги» он должен был вовсе забыть о письме, но выходило как-то паршиво.
Она молчала, а он не решался задать вопрос, вертевшийся на языке. Стоило стереть из памяти все, вернуться к тому дню, где он заговаривает с ней. Нужно было уйти из бара и выбросить все то, что он написал, сжечь за заднем дворе с осенними листьями, вместе с памятью и о девушке с золотыми волосами, которая бы для него никогда не пропала.
You're my downfall, you're my muse
My worst distraction, my rhythm and blues